Дело в
том, что я привязалась к Дэвиду, как к наркотику (в свою защиту скажу, что он
сам поощрял это, будучи, если можно так выразиться, роковым мужчиной). Теперь
же, когда он стал уделять мне меньше внимания, я жила в предвидении легко
предсказуемых последствий. Болезненная привязанность непременно сопровождает
все истории об отчаянной любви. Все начинается, когда предмет обожания дарит
тебе головокружительную, галлюциногенную дозу чувства, о котором ты не смела и
помышлять, — это может быть, к примеру, эмоциональный коктейль из неземной
любви и ошеломляющего восторга. Вскоре без интенсивного внимания уже не
обойтись, и тяга превращается в голодную одержимость наркомана. Когда наркотик
отнимают, человек заболевает, сходит с ума, испытывает эмоциональное
опустошение (не говоря уж о ненависти к дилеру, который подсадил тебя на эту
дрянь, а теперь отказывается давать ее бесплатно, хотя ты точно знаешь, что она
спрятана где-то рядом, ведь раньше тебе ее давали просто так). Следующий этап:
ты сидишь в углу, исхудав и дрожа, готов продать душу и ограбить соседей, лишь
бы еще раз испытать тот кайф. Тем временем предмет обожания начинает испытывать
к тебе отвращение. Он смотрит на тебя так, будто видит в первый раз, —
этот взгляд уж никак не может быть обращен к той, к кому он когда-то питал
возвышенные чувства. И самое смешное, разве он в этом виноват? Посмотри на
себя. Ты превратилась в жалкую развалину, саму себя не узнать. Вот и все.
Последняя стадия отчаянной любви — полная и жестокая деградация собственного Я.
Элизабет Гилберт "Есть, молиться, любить"
