Сначала
я не заметила ничего особенного в ребенке Лёниного роста, гуляющем на
детской площадке Крестовского острова. Он бегал, исследовал игровой
комплекс, упал с лестницы, поплакал в объятиях папы – обычное дело. С
высоты своего роста я видела белую кепку и цепочку с крестиком.
И вот мальчик решил карабкаться на горку, а его папа как раз говорил по
мобильному. Ребенок посмотрел на меня снизу вверх и протянул руку.
Козырек больше не скрывал его черты — круглое лицо и светящиеся озорными
огоньками глаза. Раскосые глаза дауненка.
Мальчик улыбнулся и помычал, мол, давай, помоги мне.
Я взяла в руку маленькую ладошку человека — не такого как мы. В каждой
его клетке на одну хромосому больше. Я кое-что знаю о таких детях,
потому что у моей подруги и ее мужа три года назад родился малыш –рыжий,
лучистый, очаровательный, научивший их по-настоящему любить и
радоваться жизни. Его хромосомную особенность они называют не синдромом
Дауна, а синдромом Любви. Я знаю, что каждый восьмисотый ребенок в мире
рождается таким, независимо от образа жизни родителей. Я знаю, что если
не сдавать такого ребенка в детдом, а любить и помогать раскрыться, то
он на многое способен. Моя сестра — математический аналитик в крупной
американской компании. Ее коллега – женщина с синдромом Дауна – окончила
университет и работает по специальности. Сестра говорит, что у них в
Миннесоте даунята – игривые и жизнерадостные, ходят в обычные школы и
кружки, и все стараются им помогать, поддерживать.
Моя ладонь крепко стиснула детскую ручонку, и ребенок взошел на почти
вертикальную горку. Ему было трудно, но так понравилось, что он тут же
скатился вниз и снова протянул руку.
Я поймала взгляд его папы – высокого статного мужчины. В этом взгляде
смешались тревога, грусть и благодарность. Моя рука опять сжала
доверчиво протянутую ладошку.
А тем временем Лёня пытался с кем-нибудь познакомиться, чтобы поиграть вместе.
- Я — Лёня, а как тебя зовут?
Красивый, модно одетый мальчик фыркнул и уставился зло. Лёня повторил вопрос. Тот отвернулся и убежал.
Враждебность на детских площадках — не редкость. Иногда Лёня слышит в
ответ — «Вырастешь – узнаешь!» или «Какое тебе дело?», а бывает, и вовсе
начинают дразнить. В такие моменты мне становится жаль сына. Я вижу его
разочарование и недоумение и не знаю, что сказать.
Но в этот раз я придумала, как объяснить недружелюбие, чтобы сын не расстроился:
- Наверное, этот мальчик еще не умеет говорить, поэтому и не может сказать, как его зовут.
Лёня грустно полез на горку и оказался рядом с дауненком.
- Как тебя зовут?- безнадежно спросил Лёня и через секунду радостно
закричал:- Мама Юля! А этот мальчик — умеет говорить! Он сказал, что его
зовут Кы!
Радости Лёни не было предела.
Дауненок совсем не умел ловить мяч, поэтому папа делал вид, что бросает,
а сам описывал в воздухе дугу и вкладывал мяч в руки довольного сына.
Мы с Лёней взяли да и кинули мяч по-настоящему — вместе, в четыре руки, и
– чудо! – он поймал. Прижимая мяч к груди, мальчик засмеялся, а
изумленные глаза его папы влажно заблестели. Я отвела взгляд, чувствуя,
какие сильные эмоции он испытывает.
Девочка лет пяти тоже захотела участвовать и закричала:
- Малыш, давай!
В этом веселом переполохе ощущалось необыкновенно доброе единство. Ни
Лёня, ни девочка не знали, что мальчик «другой». Они видели в нем
обычного ребенка, который щедро делится позитивом и радуется их
вниманию. И пусть другие родители излучали настороженность, нам было все
равно.
В этот момент раздался плач. Красивый мальчик с хмурым лицом, тот самый,
что не пожелал знакомиться, вырывал машинку из рук пухлого карапуза.
Мамы курили на скамейке.
Я подумала — разве не должны родители учить детей доброте. Неужели они
не понимают, что однажды ребенок, не наученный сердечности, великодушию и
любви, оставит без всех этих сокровищ их самих.
Несмотря на печальные мысли, после прогулки осталось пронзительно светлое чувство, будто прикоснулись к солнышку.
Жаль, что порой детям с правильным набором хромосом не хватает доброты и
открытости, которые есть у «неправильного» мальчика по имени Кы.
Юлия Шоломова
|